Часть 19. Прощание

Инопланетян — взрослых и детей — с ювелирной осторожностью перенесли к центральному люку и подняли наверх. Два планетарных катера и три вездехода курсировали между чужим звездолётом и «Сайпаном», перевозя контейнеры с бесценным грузом.

Всех охватила эйфория: их ждёт огромное вознаграждение, поскольку всё найденное в космосе, по неписаному закону, принадлежало «Flying Star», в данном конкретном случае Волокушину и экипажу «Сайпана». («Я могло бы дать им знания, беспредельные, бесконечные. Но они мечтают о другой, земной награде и земных благах. Они сделали свой выбор, и я не вправе выбирать за них»).

Навигационные карты с незнакомыми созвездиями чужой галактики, вплавленные в рамки из неизвестного на земле металла, вырезали вместе с куском стены (снять не получилось). Светящиеся голубым тусклым светом стеклянные сферы (вещество не было стеклом, но другого названия они не придумали, некогда было придумывать) вырезали из гнёзд, попутно удивившись, что они были ввёрнуты в фиолетовую густую массу наподобие земных допотопных ламп накаливания, ввёртываемых в патрон.

Масса чавкнула, неохотно выпуская «лампы», и медленно потянулась за ними. По ней полоснули лазером, и она зашипела обиженно, но «лампы» не отпустила, держала цепко, и их пришлось оставить. Отрезать кусочек фиолетового теста тоже не получилось: оно прожигало титанопластовые перчатки, раскаляло докрасна танлитовые рукавицы и непостижимым образом обездвижило робота, выкачав энергию из батарей. Робота пришлось бросить: начинка расплавилась (при неповреждённом корпусе, что было невероятным, однако же было).

Неизвестные приборы выдирали из панелей, выжигали, высверливали, выворачивали. «Картины» с неземными пейзажами, которые медленно текли, если их перевернуть (пейзаж становился иным), срезали со стен магнитными ножами. Мелкие предметы неизвестного назначения, напоминавшие детские игрушки, подбирали на ходу, совали в ранцы, дома разберёмся. И бежали дальше, загнанно дыша и хватая всё подряд, всё, что удавалось отпилить, отодрать, выломать.

(«Не гуманоиды? Или неразвитые гуманоиды на низшей ступени развития? Имеющие разум не поступают так с себе подобными. Уровень развития особи, называющей себя тремя именами — Юозас, биолог, lietuvis, — на несколько ступеней выше, Контакт возможен. Но откуда он взялся среди этих, недоразвитых?).

Ярость клокотала внутри, рвалась наружу, но… Гуманоиды обещали похоронить тех, кем она была раньше, и если у них принято хоронить в ящиках, она не станет возражать, лишь бы грунт был крепким. Вечным. Скалы! Они перевозят их к скалам! Они изуродовали звездолёт, осквернили память погибших, забрали даже детские игрушки… Наверное, хотят положить их в могилы детей. Странная традиция.

Мэзы обретут свой последний дом в скалах планеты. А через несколько тысяч лет третья луна Аква Марины столкнётся с астероидом, мчащимся к Эльгомайзе из космических глубин, сорвётся с орбиты и упадёт на пустошь. Здесь будет дно океана. Вот почему мэзов нужно похоронить в скалах, всех. Но… зачем они грузят контейнеры в звездолёт?

***

Во все времена, всю историю своего существования люди мечтали о Контакте. Но проходили тысячелетия, а мечта оставалась мечтой. О Контакте снимали фильмы, писали книги, придумывали сказки. И никто не мог предположить, что это будет так тяжело и больно. В голове гудел огромный колокол, мысли бились о черепную коробку, причиняя почти физическую боль. Юозас не хотел верить, что Контакт не состоится по вине его товарищей, с которыми он прожил трудные пять месяцев, которым доверял, которых понимал. А теперь перестал понимать.

— Ты говорил, остальные такие же, как ты. А они другие, — набатом звучало в голове. — Ты говорил, что веришь им как себе, я впустил твою команду, позволил войти, а они…

— Что стоишь, ворон считаешь? Бери, тащи!

Биолог машинально взял протянутый ему баллон.

— Что в нём? Ты хоть знаешь, что это?!

— По ходу разберёмся. Сжиженный газ, наверное. Может, горючее? Эта штука клубится как туман. И светится! Мы закачали в баллоны всё что осталось…

Всё, что осталось, стало добычей. На звездолёт набросились всей стаей. Как звери. Возражать было бессмысленно, но Юозас возражал. Его не слушали. Он пытался объяснить, остановить. Его оттолкнули:

— Не путайся под ногами, не мешай!

Контакт — это не радость, которая не умещается в сердце. Не слияние цивилизаций. Не торжество разума. Контакт — это израненные чувства и обманутые надежды. Нож в спину.

Юозас чувствовал, как рвали на куски, резали, жгли огнём — то, что было живым и две тысячи лет верило, что ему помогут, прилетят и помогут. Так же как мы, земляне, до сих пор верим в светлое и доброе, как ни выбивали из нас эту веру, как ни искажали представление о самих себе — гибельными эпидемиями, голодомором, кровавыми революциями и озверелыми войнами. Людям свойственно хвататься за соломинку, надеяться на чудо, верить в хорошее, и те же качества приписывать иному разуму, в существование которого человечество верило уже четвёртое тысячелетие. Эта вера сильнее религии, она заложена в нас изначально — тоска по братьям по разуму.

Фантастическая литература с её лихо закрученными сюжетами о галактическом содружестве планет так и осталась фантастикой. Желание убивать, спавшее в генах землян, проснулось после долгого сна и праздновало встречу.

***

Напоследок они вырезали автогеном кусок внутренней обшивки.

— Осторожно! Она…вязкая! Жидкая!

— Чёрт! Она мне в глаза плеснула, я еле увернулся!

— Кто — она?

— Она. Обшивка. Две тыщи лет под землёй пролежала, а теперь проснулась, завозилась-заворочалась! Хэ-хэ. Чуть без глаз не оставила.

— Идиот! Кто ж без шлема лазертагом…

— Был шлем, теперь нет. Зато идиот остался живой и с глазами, — хохотнул Берни, и Риото с ужасом увидел оплавленное металлостекло, бывшее раньше шлемом навигатора.

— Оно ж не плавится! Его ни резак, ни биоцар не берёт, а эта штука запросто, вот так, взяла и расплавила. Плеснула, говоришь?

— А у тебя и биоцар с собой? — вопросом на вопрос ответил Берни. — Они же Инструкцией запрещены, биологическое оружие!

— Запрещены, запрещены, не боись. Если бы мы с Бэргеном соблюдали Инструкцию, вас бы не было уже. А так — все живы-здоровы, и на Землю вернётесь все, с руками, с ногами и с глазами. Это на Земле они запрещены, а на Аква Марине законов нет. — улыбнулся Риото. И вмиг посерьёзнел. — Смотри, капитану не проболтайся.

— Ну, ты что! Я могила. Кэп будет спать спокойно до самой Земли, — заверил Барнс боевого оператора, не думая, что его слова сбудутся очень скоро.

Серая вязкая субстанция внутренней обшивки чужого звездолёта, остывая, превратилась в подобие мягкого льда, и неожиданно затвердела. На Земле расколоть «лёд» не получилось. Он не плавился в Солнечной короне, при температуре в миллион Кельвинов, не растворялся в царской водке (смесь азотной и соляной концентрированных кислот, растворяющая золото) и не изменял кристаллической структуры под сверхвысоким давлением в восемь миллионов атмосфер. У него не было кристаллической структуры, то есть вообще ничего похожего. Мёртвая материя не раскрыла свою тайну, словно мстила за что-то.

На вопрос, чем они её резали, звездолётчики пожимали плечами: «Чем,_чем, резаком лазерным, чем же ещё?» Но лазерный луч отскакивал ото «льда» как солнечный зайчик, и рикошетом «лабораторию разнёс к чертям, как лягушка прыгал, порезал нахрен всё что там было», по словам чудом уцелевших экспериментаторов.

***

Когда металлопластовые ящики с мэзами стали грузить в земной звездолёт, Сущность предположила, что ксеноморфы собираются их оживить. Если это случится, она исчезнет, вернув энергетическое поле его носителям. Они будут жить ещё долго, очень долго. Гуманоиды помогут мэзам починить звездолёт, улететь домой… Домой! А когда придёт их срок, это случится на Кэймэзе, и звёздное пламя будет сиять в родной галактике, наблюдая за живущими и вместе с ними провожая столетие за столетием…